По понятным причинам этот феномен советских людей затронул слабо (машинами владела небольшая доля семей), и «сабербия» появилась в СССР в форме не основного, а «второго жилья» — дачного домика, используемого в выходные, в отпуске и после выхода на пенсию. Такое «второе жилье» было жестко ограничено — и площадью, и невозможностью оснастить его всеми удобствами (например, нельзя было провести газ, без которого приходилось топить печку дровами или углем, что резко отличалось от квартир с центральным отоплением). Основное же жилье в массовом сознании прочно ассоциировалось с квартирой «со всеми удобствами».
Но вернувшийся после 70-летнего перерыва капитализм, однако, не вернул российские города к европейско-североамериканской модели «высокий центр — низкие окраины». Свою роль тут сыграла проведенная в начале 1990-х приватизация жилья, укрепившая в массовом городском сознании представление о квартире как объекте собственности, бастионе благополучной семьи — объекте, мягко говоря, небесспорном. Интересно, что во многих странах законодательство вообще не считает квартиры (и иные помещения в зданиях) самостоятельными объектами собственности. В самом деле, чем вы в собственной квартире владеете — полом, потолком, стенами? Ну разве только внутренними ненесущими перегородками. И что это за институт собственности, когда без вашего согласия квартиру можно отправить на «реновацию»?
В конце 1990-х стало очевидно, что строительство многоэтажного жилья на продажу — это наиболее быстро окупаемый бизнес, в отличие, например, от строительства арендного жилья (доходных домов), окупаемость которого растягивается на многие годы. Где удается ухватить подходящий участок — там жилые дома и растут, невзирая на генпланы и прочие правила землепользования и застройки. Неудивительно, что участками стали торговать те, кому они достались еще в советские времена, например вузы, где жилье на продажу вырастало даже посреди студенческих городков. Естественно, застройщики заинтересованы в максимизации площади на продажу — отсюда побольше этажей и маленькие дворы, наследники петербургских «колодцев». Впрочем, в Петербурге ограничение высотности домов в центре сумели удержать даже в наши дни, чего ни один другой российский город сделать не смог.